Фея со сломанным крылом.
Королева-правительница, как статно и гордо

Ты сидишь на коне, погоняя трубою борзых,

Как твои егеря старались загнать тебе волка,

Как борзые рычали стрелой обгоняя своих.



А твой взгляд словно выкован был мастерами из стали,

Он как пули разит точно в самую серую грудь.

Ну а ты уже держишь винтовку своими руками

И собак отгоняют от зверя, упавшего вдруг.



На твоих ярко-алых губах заиграла улыбка,

Ты прекрасна как сон, ты ужасней укуса змеи.

Как мираж ты над волком стоишь, так прекрасно и зыбко,

Только дуло ствола порочит прекрасные сны.



Королева-правительница, как статно и гордо,

Ты сидишь на коне, погоняя трубою борзых.

И убийством не будет считаться смерть дикого волка,

Как не будет считаться убийством отрава родных.


Фея со сломанным крылом.
Помнишь, как все начиналось?

Когда мы клялись на крови,

Когда под Луною венчались,

Молитвой шепча, - “Я и Ты”.

Когда мы с тобою гадали

Свои отраженья в глазах.

Как много тогда обещали,

Друг друга лелея в руках.

Как робко касались губами,

Как нежно глядели в глаза.

Как смело тогда забывали,

Всех тех кто “был до тебя”.

Как сладко с тобою тонули

В своих океанах любви…

Как быстро с тобою забыли,

Молитву порвав – “Я и Ты”.


11:33

Чужая.

Фея со сломанным крылом.
Я покину свой ветхий дом,

На границе сегодня и завтра.

Вы забудете весь этот сон

Дожидаясь начала марта.



Я завою с тоски на луну…

Вы проснетесь, взмолитесь богу.

И тогда навсегда уйду

К своему черному чертогу.



Пусть приветит меня тогда

В чаще леса чужая стая.

Стану им навсегда своя.

А для вас навсегда чужая.



Побежим, обгоняя ночь,

Через лес на границу мира.

Где-то там родила я дочь

В серой шубке скулящей мило.



Мы б простили вам веру дню,

Мы б простили вам страх перед нами.

Не простим мы вам лишь одну,

Ту повадку пускать вслед пламя.



Ту повадку стрелять по хвостам,

Загоняя собачей сворой.

Остальное ваша судьба.

Остальное ваши законы.



Я завою с тоски на луну,

Пусть меня там своей приветят.

Я сама избрала судьбу,

Пусть меня погоняет ветер.


11:32

* * *

Фея со сломанным крылом.
Мне страшно жить, мне страшно быть собою.

Мне страшно вдруг найти и потерять.

И страшно мне проснуться вдруг другою

И жизнь за пять копеек разменять.



Мне страшно видеть небо, звезды, солнце

Мне страшно знать – до них не долететь.

Мне страшно быть той капелькой на донце

Которой суждено прожить и умереть.



Мне страшно слышать звон на колокольне,

Мне страшно слышать плач других людей.

И видеть мир поганый и нестройный

И видеть брошенных, потерянных детей.



Мне страшно видать - все несовершенно

И страшно безнадежность понимать.



И быть. Всенепременно, неизменно.

И обреченность всю осознавать.


Фея со сломанным крылом.
Я видела смерть в глаза,

Мы с нею сидели однажды

Вокруг одного костра

Питая осеннюю жажду.

А листья горели вокруг…

Как тихо они догорали.

Ты слышишь меня, милый друг?

Мы много тогда сказали.

А листья шуршат по трапе,

В последней агонии жизни.

Они догорают в огне

Костра поминального мысли.

Мы много сказали тогда,

Мы тайны тогда открывали.

Сидели лишь я и она…

Грехи свои с ней обмывали…

Она ведь пришла не за мной,

Устала она быть такою.

Коснуться костлявой рукой

Огня, чтоб согреться зимою.

Как много забыли тогда.

Как много открыли забвеньем.

Как скоро ушли навсегда…

Я с ней поменялась быть тенью…


Фея со сломанным крылом.
Жила-была маленькая девочка. Обычно, следует говорить, что эта девочка больше всего любила в жизни, но она ничего не любила. Точнее каждая девочка сама для себя это знает, а она не знала, значит не любила. Верно? Наверное.

А если что-то и любила больше всего, то, наверное, саму жизнь. Она никогда не могла понять людей, которые думали о смерти и не ценили жизнь. Общение с такими людьми ее обычно очень удивляло и говорила с ними она как-то растерянно, не уверено и вообще предпочитала не общаться, в тайне боясь заболеть этой страшной болезнью – недооцениванием жизни. Сама же она объясняла это тем, что люди просто редко ценят то, что дается им даром.

А она относилось к тому редкому исключению, которые ценили. За все свои двадцать лет она не разу не задумывалась о смерти. Даже когда ее бабушка умерла, она как-то неправильно думала о смерти, неуверенно, как-то изгибаясь и огибая эти мысли.

Да, хотя ей было двадцать лет, это была очень маленькая девочка. И она это прекрасно понимала и тихонько хихикала над своими подругами, которые ругались со своими мамами, - “Я уже большая, мне уже двадцать лет, а ты все со мной нянчишься!”. Но хихикала она так, по-доброму. Они всегда ассоциировались у нее с маленькими детьми в детском саду. Когда они замечали, что их одногрупники смеются над ними, пока мать завязывает своим ненаглядным чадам шнурки, то поднимали истерику, шипя сквозь дырки в молочных зубах - “Мне уфе четыре гота! Я больфой, я и сам могу фнурки сафясать!”. Мамы обычно терялись и не знали что ответить. Дети и сами немного терялись, ведь ничегошеньки они не умели, но готовы были плестись с развязанными шнурками и спадающими с ног красавками, лишь бы над ними не смеялись.

Вот и это девочка понимала, что она еще совсем маленькая. Вечерами она любила сидеть на подоконнике и смотреть на звезды, напевая какие-то тихие песенки.

У нее было мало подруг, потому что однокурсники ее не понимала, а люди недолюбливают того, что не понимают.

Ее подруги, в то время, пока она сидела на подоконнике третьего этажа, сидели в парках и скверах на лавочках со своими принцами. Каждую неделю у них был новый принц и старые, облезлые лавочки осуждающе скрипели. В их время, помнится, девушки с одним принцам гуляли около года, а то и после возвращались с ним же, только уже с кучерявыми детишками. А бывало что девочки прибегали плакаться вечерами на их лакированную поверхность. Они, лавочки, тогда еще молодые были, лакированные, блестели своими зелеными дощечками. Тогда вообще мода была на зеленый цвет.

А сейчас они только осуждающе скрипели, но больше ничего не говорили – времена уже не те, не их.

Но вообще-то этим старым лавочкам было очень интересно, куда деваются принцы. И кому они плачутся (раз не плачут девушки, то где-то непременно плачется брошенный принц, по крайней мери они просто не могли поверит в обратное). В итоге ряд скамеек, общими усилиями, пришел к выводу, что принцы плачутся фонарям, на краю улицы. Хоть они и были совсем потрепанными зелеными старушками, но в них все еще жило детское, девчоночье любопытство. Они бы очень хотели послать весточку с осенним ветерком на угол улицы, что б он спросил у фонаря… но тут просыпалась гордость и их общее любопытство оставалось в страшной, смущенной, тайне.

Ну да речь идет не о лавочках, а о маленькой девочки, которая в это время любит сидеть на подоконнике и пускать в темный ночной сумрак мыльные пузыри, с легкой улыбкой глядя как они переливаются в отсветах от окна и растворяются в ночном сумраке. Она придерживалась мнения, что стайки мыльных пузырей и белых голубей – бумажных самолетиков, следует пускать только в ночную темноту, чтобы их поглощала мягкая тьма и она не могла видеть куда те улетели. Только тогда они смогут лететь долго-долго и очень высоко.

А еще она знала, что напрасно пущенный голубок-самолетик – это как в пустую прожитый день. От этого меняется не очень много, но это очень грустно и, по ее мнению, достаточно низко. Поэтому на крыле самолета всегда было короткое послание, понятное только ей – “Жду…”.

Так она и проводила время, иногда с подругами, иногда сама с собой, веря в сказку, пуская по ночам из окна самолетики и мечтая получить (именно получить, а не купить самой) в подарок цветного Воздушного Змея с тремя лентами на хвосте.

Так и жила.

А однажды утром она проснулась и…

Мир устал терпеть ее выходки. Все у него должно быть правильно, все у него должно быть по полочкам, все у него должно идти по плану. Вылизали, конечно, иногда подобные индивидуумы, но тогда Мир сговаривался с Судьбой и этих странных, светлый детей объявляли сумасшедшими. А эта девочка почему-то понравилась Судьбе такой, какая она есть и она вовсе не захотела пачкать свою любимицу грызнями именами. Мир негодующи скривился и решил действовать сам. Он мог прощать такое ребячество лет до двенадцати, даже поощрял, а после это уже выходило за рамки и сбивала ровные и красивые планы. Тогда он сообщил девочке, что у нее есть три месяца, чтобы исправится. А если она не исправится, то…

Девочка просто проснулась с осознанием того, что у нее есть три месяца, а о том, что будет если она в них не уложится, она всячески старалась не думать, боясь в этом признаться самой себе.

Тогда девочка стала пытаться исправиться, она стала ходить в клубы вечером, старалась разучиться мечтать, вместо сказок читала детективы и любовный романы и начала всячески пытаться сойти за остальных.

Она начала тускнеть, грустить, замерзать зимой… А самое страшное, она впервые задумалась о смерти. Она больше не была той маленькой девочкой, она даже девушкой не была. Перескочив стадии взросления она сразу состарилась. Теперь это была очень маленькая, блеклая, печальная старушка, которая молодела только на пять минут, в какую-нибудь зимнюю ночь, когда от светлого квадрата окна в холодную темноту навсегда улетал самолет с надписью на крыле: “Прости”.

Так прошло два месяца. Мир мурлыкал как сытый кот и помечал галочками что-то в своем плане. А маленькая старушка жила своей блеклой жизнью, с каждым днем все лучше осознавая что такое смерть.

Так бы она и жила. Только вот однажды, когда ее провожал до подъезда очередной принц, и имя-то которого она все время путала, она невольно подняла глаза в небо и увидела как падает молодая, яркая звезда. И ей неожиданно стало очень грустно и больно, даже глаза защипало от какой-то обиды. Вот же она, звездочка, горит ярко-ярко и умирает совсем молодой, но как она живет! А на что пошла она (девочка? Старушка?)?! Она пошла на эту сделку с Миром, но ведь только потому что любила жизнь, а теперь? Как часто она думает о смерти, зачем же тогда все это?

Девочка не выдержала и заплакала, повергнув в смятение малознакомого принца. Но какие это были чистые, детские слезы! Они смыли с нее серый налет, невидимые морщины и ненавистные мысли. Она снова стала девочкой и первое что сделала, когда переступила порог комнаты, это распахнула окно и пустила в небо бумажного голубя, с одним коротким словом – “Жду”.

Мир, конечно, все видел. Он сначала разозлился, но потом очень расстроился. Эта девочка заставляла его невольно улыбаться, но был договор. Да и не мог же он сам нарушить свои правила? Не мог. Или не знал, что может.

Так или иначе девочка, которая светилась, как звездочка и верила в чудеса, умерла через пол месяца. От сердечного приступа в возрасти двадцати лет. Никто не понимал, как такое может быть. Друзья терялись в догадках. Родители не хотели гадать, только плакали и кляли злую Судьбу. Судьба даже поссорилась с Миром и таких детей стало больше, но это не так важно. Это последствия. В которых девочка уже не участвовала.

Маленькая девочка знала, что она умрет, но жила улыбаясь, радуясь жизни и каждый вечер пуская в заоконную темноту белого посланца. Она больше не думала о смерти, но относилась к ней теперь иначе. Все таки Смерть тоже не виновата, что ей приходится заниматься этим черным, но необходимым делом. В конце концов маленькая девочка умирала только для того, чтобы теперь глядеть на всех сидя на краю облачка и играть с волосами друзей и родителей яркими солнечными зайчиками.

А в то утро, когда девочка умерла, на подоконнике лежал белый самолетик. Окно было распахнуто и зимнее, холодное, но яркое солнышко освещала мертвую улыбке на молодом лице. На крыле самолета, ее рукой, было написано небольшое послание, только пришло она девочке:

“Всегда с тобой. Целую. Жду.

т.ч.к. Небо.”





Фея со сломанным крылом.
Медленно кончалась ночь,

Но мне уже не помочь.

Наступало утро ответа.

Будет казнь, и выбора нету.



О, если бы только… ты была здесь…



Неистова кричит толпа

Меня ведут с клеймом вора.

Нас было пятеро. Лишь я

Дожил до этого утра…



Но если бы только… ты была здесь…



Слова толпы, разящей в грудь,

От боли мне не продохнуть.

Ну, а к чему мне жит опять?

Мне больше нечего терять…



Ведь если бы только… ты была здесь…



Толпа кречет, толпа рвет,

Она на зрелища зовет.

А я с ухмылкой из петли

На них смотрю. Глаза пусты…



И если бы только… ты была здесь…



Последний взгляд, последний вздох.

И пол уходит из-под ног.

Но мысли только о тебе…

Нас было пять… но ты в земле…



Ах, если бы только… ты была здесь…



И я уйду вслед за тобой

В ночь, провожаемый толпой.

К чему же мне все их слова…

Свободна лишь моя душа…



И я уйду туда, что бы сказать… что ты здесь


Фея со сломанным крылом.
Она родилась в блике солнца

Дитя эфира и огня.

Она как капелька на донце

Тогда была еще мола.

Она жила среди обычных.

Жила среди простых имен.

Она клялась богам язычным

Не зная кто здесь обречен.

Она была всегда упрямой

И гордость в ней текла ручьем.

Она улыбкой была в маму

А мама ей звалась огнем.

Но в ней всегда дремала сила.

Огонь и Ветер – ей стезя.

Она с рождения красива,

Но лишь прекрасней с того дня…

Тогда опять родилось солнце,

Погибла в памяти луна.

Та сила, что была на донце

Уже плескала за края.

Она впервые улыбнулась

Хотя еще пока рассвет.

Свое рождение встречала.

Встречала уж пятнадцать лет.

Да только что-то изменилось.

А что? Не в силах рассказать.

Огонь в камине стал красивей

И к ней он тянется… опять…

Но нету страха в ней, нет боли.

Она вбирает жар костра.

Мгновенье лишь, секундой боле

И ветер воет из окна.

И страх и счастье. Голос силы.

И нет ответов… ну и пусть!

Она всегда была строптивой

И пламя ей развеет грусть!

Ей рыжий локон сдует ветер.

Такой же, словно цвет огня.

Подарок лучший ей на свете –

Дракона крылья до конца.

И кто-то кликнул, словно демон

Под завывание ветров,

Покинул город и лишь теням

Оставил в завещанье дом.

Теперь она на пару с ветром

И рыжих локонов огонь.

И две стихии носят где-то

Ее забывшийся покой.


Фея со сломанным крылом.
Как стать Богом.

(Пособие для начинающих.)










ПРЕДИСЛОВИЕ.



Сейчас, наверное, никто не скажет, с чего это началось. Так же как тогда никто не мог сказать, чем это кончится. Просто это было так и кончилось не иначе.

Кто-то говорит, что все это сказка сочиненная каким-то менестрелем и навязанная остальным. Кто-то говорит, что лично был знаком с ней…

А она же слушала все предположения, усмехалась в капюшон, пряча седоватые прядки и бесспорно кивала, - “Совершенно с вами согласна, это полная чушь…” или “Ах, конечно же, я сама даже один раз видела ее в нашей деревне!”. А когда она покидала чужие пороги и те и другие понимали, что остались в дураках.

А она быстро удалялась по дороге, сдавленно хихикая в рукав, подтягивая сумку с ворованными вещами и поспешно стирая белила с волос.

И некто так и не знал правды, как она стала Богиней. Богиней воров, плутов и мошенников.

А все ведь было куда проще, чем сотни этих историй сочлененных, добавленных и додуманных бродячими сказителями.









Заметка первая:

Ловкость рук и никакого обмана – мы просто бродячие актеры.






Сказать, что утро выдалось неудачным – ничего не сказать. Утро выдалось промозглым, слякотным, туманным и дождливым. Одним словом – истинная весна. Вот именно в такие дни сложнее всего взять себя в руки и заставить высунуть ногу из-под одеяла. А уж о том, чтобы сразу две и вообще речи не было! Ветер задувал под подол шатра, заигрывая со струйкой дыма, все еще поднимающейся от погасшего костра. Такими противными утрами надо начинать с открывания глаз.

Открыв глаза, что не удивительно, я увидела одеяла. Нельзя сказать, что эта картина побудила меня к особой активности. Даже на оборот, я повернулась на другой бог и решила не высовываться, пока не припрет…

А ждать пришлось не долго. Приперло быстро и основательно. Почему-то таким, располагающем к крепкому сну, утром плохо спалось не мне одной.

- Виль, мать твою, ты не следишь за костром! – послышался рев так не вовремя проснувшегося Грызя.

- Эта первая обоснованная фраза которую я слышу от тебя, Грыз, за многие годы. Немедленно прекрати думать, ты меня пугаешь! – с чувством сообщила я, все-таки показав свое заспанное, помятое личико хмурому утру, от чего оно стало еще мрачнее.

- Да какого?!… Виль, немедленно вытащи свою худую задницу из-под одеяла и бегом за дровами!

- Мог бы быть и повежливее с дамой! Хотя за комплимент спасибо, не ожидала… И вообще, Грыз, если оно тебе больше всех надо вот свою задницу и вытаскивай! Я вообще не поняла, почему это я вторую ночь подряд слежу за костром?! Сегодня была очередь Ярика!

Лежащий неподалеку Ярик, маг иллюзионист, преисполненный высшими чувствами, пнул меня пяткой в спину. Утро орка, по всей видимости, началось помимо собачьего холода еще и с похмелья. Хотя Грыз всегда отличался умом и сообразительностью.

- И вообще, Ярик, если у тебя есть возражения, то попрошу встать в очередь и предъявить их в письменной форме, переписанные десять раз на счастья с тремя печатями – королевской, архимага и Черного Коршуна!

- А больше тебе ничего не надо?! – праведно возмутился маг, не менее помятый, вскочивший на ноги и преисполненный агрессии глядя на меня.

- Так, если вы, ослы-переростки, в ближайшую минуту не перестанете выяснять кто кручи и у кого больше шишек, то мне плевать, кто первый начел, но счет ваш сравняется и в два раза увеличится, а за дровами вы поплывете ровным строем к бобровой платине! Усекли?! – Солнышка, бывший главарь банды лестных бандитов, благополучно сбежавшая из тюрьмы на Диких Равнинах, а ныне дрессировщица стайки пикси и наша работодательница, заслышав наш разговор тоже не осталось безучастной.

В общем, наступило очередное утро. Мы проснулись…





* * *





Мне всегда казалось, что Свист телепат, но проклятый бард в этом упорно не признавался. Но объяснить такую простую вещь, как то, почему он проснулся раньше всех и “пошел подышать воздухом в такое прекрасное утро, пока мы не проснулись” он так и не смог. Вислоухий музыкант только меланхолично пожимал плечами, играя со мной в дурочка.

Но сейчас все доказательства были против него! Мало того что он сам пошел туда, сам не знает куда, он разбудил еще и своего друга, Тельтиниэля эльфа-гипнотизера. И это при том, что у самого Теля, которого я видела чуть раньше, была своя версия, что они ищут здесь Фельку, девченку-кендора, которая повела пасти наш небольшой табун единорогов. Свист явно сам уже пожалел, что не обсудил с Телем изначальную версию, но так как отступать было некуда, он, как прекрасный актер, доигрывал роль вислоухого дурачка.

- Что, в самом деле вы снова поссорились? – по-моему он на этот раз перестарался со степенью удивления. Сидя на поваленном дереве в обнимку с лютней он так искренне пораженно, задрав ушастую голову, доверительно глядел мне в глаза. Я боролась с желанием хлестануть его охапкой собранного хвороста. Я вообще по дороге назад его и нашла, хотя Тель сам пришел с повинной.

- Ты не поверишь, - нарочито медленно и отстранено доверительно кивнула я, в свой ход, - но мы правда перецапались. Слава твоему Эру, что Солнышка слишком крепко спала, чтобы вдоволь наслушаться и высказать свое обоснованное мнение.

- Ах, как не хорошо! – все с той же мордой проповедника расстроился Свист.

Я все так же отстранено посмотрела на него и понизив голос доверительно спросила:

- Свист, а тебе самому еще не надоело?

- Очень надоело, Виль, веришь. Но играть в дурочка намного лучше, чем в очередной раз сдержанно повторять тебе – “Нет, Виль, я правда не телепат. Честно-честно, клянусь Эру.” – все так же доверительно шепнул бард.

Я взвыла, запрокинув голову, но после возмущенно взглянула на барда:

- Ну а как ты тогда понимаешь, когда надо уходить, чтобы не попасть под горячую руку?!

Бард расплылся в самодовольной улыбке и откинувшись назад, в совершенно фривольной позе, облокотился локтем на одну из веток поваленного дерева. Поставив лютню рядом с ногой он обвел меня насмешливым, изучающим взглядом и наконец поделился своей тайной.

- Ладно, Виль, считай это моим тебе подарком на совершеннолетие. Чтобы понять, попадешь ли ты под горячую руку завтра, нужно посмотреть, сколько вы выпели сегодня.

От его логики хворост неторопливо посыпался на землю, а я просто осела у его ног прям рядом со своей добычей. Эльф, что б ему пусто было! Сколько лет уже с ними живу, но никогда не принимала во внимание, хотя и знала, что эльфы не поддаются алкоголю! Значит эта зараза Свист, просто смотрел в какого размера зюзю и кто, напивается и, соображая какое будет похмелье, просто спозаранку смывался “на прогулку”! Хотя…

- А как ты узнал что у меня сегодня-то день совершеннолетия?

- Элементарно! – эльф расплылся в самодовольной улыбке. Какое ему доставляло наслаждение осознание собственного интеллекта! – Я ж не даром столько лет и с такой очередностью приставал к тебе с вопросом о возрасте. Если уж ты сама не говоришь, то я выяснял примерно в какой области года цифра меняется. А потом я убедился уже выяснив что в этот день весны ты напиваешься в самую крупную зюзю за весь год! Ясно?

Хитрющая улыбка перекосила лицо эльфа и мне больше ничего не оставалось, как растеряно кивнуть, собрать хворост и поплестись к шатру.

- Эй, именинница, тебя проводить?

Я только помотала головой, поспешно удаляясь.





* * *





Пожалуй можно сделать небольшое лирическое отступление и в мерах разумного объяснить что вообще происходит.

Солнышка, высокая, ловкая, хитрая и не в меру веселая дама, которая так и не смогла стать истинной леди, заправляла всем этим дур домом. Волосы цвета вороньего крыла были заплетены в две наивные косички по бокам, что предавало ей что-то детское, одета она была в цветную блузку и юбку на данный момент, как я говорила, по совместительству была дрессировщиком пикси.

Кем она за свою жизнь только не была…

После того, как она сбежала из “Школы истинных Принцесс”, после того как она нарвалась на бандитов в лесу, после многих лет проведенных ей главарем самой удачливой банды до того, как их словили и даже после побега из Равнинной Тюрьмы она нашла неплохое перекрытие, не удерживающее ее на одном месте – бродячая артистка. Вот только беда была в том, что тогда слава о ней, Лестном Солнышке, еще гремела и, такую знаменитую личность, никто не хотел заиметь себе в труппу. Тогда-то Солнышка и купила на свои деньги тележку, шатер, табунок единорогов и пошла нанимать труппу.

Все мы здесь были из одной цепи. Грыз был старым другом Солнышки, Ярик был старым другом Грыза, я была старой подругой Ярика, Фелька была моей старой подругой, обворованный ей Свист был ее старым другом, а уж Тельтиниэль, который был старым другом Свиста, меньше всего понимал что его дернула поддаться на эту авантюру.

Вот так вот мы и собрались. Мускулистый, не молодой, зеленый Орк, исполняющей роль силача и в особо финансовые проблемы – пони. Рыжеволосый парень Ярик – маг недоучка, но на все шесть знакомый с иллюзиями. Уличная воровка с непослушными рыжими волосами, еще более яркими, чем у Ярика, отменно метающая кинжалы. Одним словом жонглер, прошу любить и жаловать. Девчонка-акробатка, малютка кендор с умильными косичками и большими синими глазами, не упускающая возможность залезть в карман зевак до своего номера. Бард с длинными, белыми волосами, эльф просто чарующей людей своими песнями. Да черноволосый и бледнолицый, стройный эльф – гипнотизер.

И вот уже сколько лет наша горе-труппа бороздит просторы всего Великого Западного Материка - Альвазара.





* * *





Кое как собрав всю свою добычу в один пучок и получив от Свиста честное ушастое, что он никому не скажет о моем личном празднике старости я в праведном оскорбление направилась к нашему небольшому шатру. Вообще-то это был даже не шатер, скорее цветная палатка, где мы жили в пути. Но, надо признать, вместительная.

Хотя я проснулась позднее, чем обычно, все равно над нами весело все еще хмурое утро. Казалось что у него такое же похмелье, что и у всей труппы и встало оно разбуженное нами. Единственное что радовало, это то что нудный дождик еще не начал моросить… Хотя, надо признать, что повисшие в небе тучи явно были способны разразиться подобной пакостью. Но уж к чему нам не привыкать за столько лет бродячей жизни.

Лесное Солнышко всех нас, ну или практически всех, повытаскивала из теплых родных домов, затолкала в тележку и повезла по материку. И нельзя было сказать, что мы были особо известны, но с помощью Солнышкиного зверинца мы хоть отчасти выделялись среди сотен таких же. Дело это было не очень прибыльным, но на жизнь хватало, да и скучать не приходилось. Все мы здесь были как истинная семья – братья и сестры, разве может Солнышка на мать тянула… И как истинные братья и сестры мы крепко любили и еще сильнее люто ненавидели наших старших, младших и прочих “родственников”. Такое есть странное чувство, когда не понимаешь, что больше – любишь или ненавидишь? Вот такая теплая обстановка была и у нас. Лучше всех ладили только Фелька да Солнышка, ибо Фелька признала в Солнышке маму, а материнские чувства Солнышки (которые проклюнулись даже сквозь множество лет уголовной жизни) признали в кендере дочку. Да и разве что Грыз определился со своими чувствами и искренне и от всего сердца нас ненавидел. Вот он собственно, если бы пришлось и смог бы заменить отца. Наверное семья именно такой и должна быть…



Пока я угрюмо плелась к шатру я заметила впереди Фельку, лихо погоняющую хворостинкой табунок единорогов. Сама же Фелька восседала на мускулистом волке. Зверек выращенный ею же и привыкший к разного рода измывательствам, НО только от нее.

Белокурая девчонка помахивала своей палочкой, посвистывала, улюлюкала и подгоняла единорогов, как деревенские мальчишки гусей. Гордые же животные не прибавляя ходу, неторопливой трусцой направляясь в сторону их сегодняшнего дома. Иногда они бросали на кендера высокомерные взгляд и по их рогам пробегала раздраженная искра, но большего они себе не поваляли.

Я невольно улыбнулась глядя, на упоенную собственной властью над единорогами, девчонку. Освободив руку я сунула два пальца в рот и по-мальчишески одобрительно свистнула. Серый Хвост, так Фелька назвала волка, приостановился и удивленно обернулся. Девчонка тоже быстро обернулась, воинственно вскинув хворостинку, но увидев меня она расплылась в улыбке и погнала волка ко мне. Надо признать, что при всем этом, единороги продолжили неторопливо трусить к шатру.

Добежав до меня девочка, приходившаяся мне где-то по пояс, соскользнула с волка и с усмешкой потрепала меня за мятую штанину. Почему-то ей взбрело в голову каждый раз так делать, когда она со мной здоровается:

- Виль, что ж так рано, а ты уже на ногах? – беззлобно ехидничая хихикнула кендер, - Никак Грыз проснулся?

- Фель, если ты такая умная, то что ж ты такая бедная? Ну да, мы конечно все проснулись не в лучшем расположение духа… Да и ты-то я думаю не зря спозаранку ускакала животинку полсти, никак Свист разбудил?

- А вот и нет! – лицо девчонки пересекла улыбка такого количества самодовольство, сколько и во мне наверное не набралось бы. У меня в голове промелькнула ужасная догадка, что она растет, но все же я не высказала ее вслух, - Свист мне уже давно объяснил, как понять, когда надо поутру сматываться!

Я только усмехнулась, глядя на довольно хихикающую девчонку. Вот ведь паразиты! Все! Меня окружают сплошные паразиты! Я ехидно улыбнулась, глянув вперед. Ага, единороги уже благополучно дошли и без понукания Фельки. Шатер он вон, близко… Аргументировав это тем, что она не смогла довести выгул единорогов до конца, я спихнула на кендера пучок хвороста и довольная зашагала вперед, ибо отойдя от шока она быстро меня нагонит…





* * *





- Господа алкоголики и тунеядцы, вот уже неделю, как мы морозим наши задницы под неблагоприятными погодными условиями ранней весны, уже больше недели не бросая усилий добраться до Горт-Альда! Первые два дня мы прекрасно держали путь к Северному Морю, возглавляемые нашим гениальным топографом Яриком, который держал карту вверх ногами! Ну что ж ты стушевался? Да я не злюсь, нам было весело! Правда, ребята? Поддержим нашего мага аплодисментами! – мерея шагами полянку на которой мы разместились, хмуро мешая ложкой каждый свою порцию похлебку, Солнышка вышагивала взад вперед толкая очередную речь. Как мы все заметили, на утро, после веселой пьянки это у нее особенно хорошо получалось. Красный со стыда и хмурый от обиды, Ярик толи кивнул, толи опустил голову под наши вялые, не стройные овации. А Солнышка тем временем продолжала, - Вот именно! Дальше мы лихо возвращались, под началом Виль, которая отлично оправдала свою дружбу с Яриком и за много лет общения видимо не преминула перенять у него и способы, ну или как минимум теорию, общения с картой! Нет, Виль, не красней и пожалуйста, не опускай свое милое личико еще ниже, я боюсь что ты утонишь в своем завтраке. Ты между прочим неплохо справилась, по моему первые часа два мы даже шли в верном направление! Это уже потом мы оставшиеся полтора дня шли на юго-восток. Ну ничего, мы ж все таки вырулили на юг! Поаплодируем и нашему грозному жонглеру, не дай нам бог еще когда-нибудь передать этим двоим карту! Далее за это дело взялся Свист… Свист, чтоб твою ушастую душу черти в Огненных Недрах грызли, тебе что, сложно было сказать сразу что мы четыре дня идем не туда, а в картах ты разбираешься лучше, чем я в оружие?! В общем из отведенной нам недели мы за три дня наверстали прежний упущенный путь и практически дошли до Горт-Альда и сегодня бы уже давали представления на его мощеных улицах, НО, ради всех ныне здравствующих и ушедших в мифы богов Лесных Дорог, что мы вчера праздновали?! – на это никто из нас не смог ответить. Мы, празднующие, не помнили, а эльфы и Фелька, не пьянствующие, не поняли. Солнышка наконец успокоилась и встала, грозно нависнув над нами, упирев руки в бока, - Мы позавтракали, волей не волей, относительно или премирно, но в себя мы пришли… ну по крайней мери здраво рассуждаем… А теперь мигом вскочили, сложили шатер, запрягли в телегу эту рогатую животинку и с максимально возможной нам скоростью направились в город! Что, Ярик, солнце мое чудесное? Какое-какое слово? Волшебное? Бегом!!!!


Фея со сломанным крылом.
Тифлинг.






Серая тень выскользнула из забытого богом и людьми переулка. Кутаясь в плащ и сливаясь с тенью домов фигура пропала так же неожиданно, как и появилась. Спустя двадцать минут в том же переулке раздался истошный женский визг. Это какая-то хозяйка распахнула окно и обнаружила внизу человека с тонким кинжалом по рукоять воткнутым в годную клетку. Это все, что оставила после себя тень.

А спустя еще полчаса в местной таверне сидела девушка, потягивая кроваво-красную жидкость и как-то равнодушно оглядывая окружающих. Хотя ее сложно было назвать девушкой… а точнее сложно было поставить точку после этого слова. С какой-то кошачий ленцой по помещению бродил ее фиолетовый взгляд, длинные, кажется даже немного мохнатые уши, коротко остриженные черные волосы и серая кожа с узорами черных татуировок. Костюм ее тоже заслуживал внимания. Он был бы мужским парадным костюмом с пиджаком, кружевным платком-воратником, шелковой блузой в черных штанах и невысоком цилиндре… если бы на все это не было каким-то поношенным, с заплатками и кольцами-ципочками, похожие на те же, что и в ушах.

Но посетители почему-то удивительно быстро потеряли всякий интерес к странной гостье.

Дверь снова скрипнула и на пороге оказалось трое широкоплечих мужчин. Девушка продолжала шарить по залу равнодушным взглядом, в то время как кампания заметила ее и направилась к стойке, где та сидела. Не доходя двое остались чуть в стороне, а третий в более богатых одеждах, широкий и с глубоко посажанными глазами прошел и невозмутимо сел рядом с ней.

- Килса, красавица, как твои дела? Все хорошо? – слащаво поинтересовался тот, стараясь заглянуть в фиолетовые глаза девушки.

- Да. Он убит, - невозмутимо и холодно сообщила она, пригубив вина.

Ее собеседник сначала побледнел, а затем начал покрываться пятнами. Быстро и воровато оглядевшись он снова заговорил, только уже шепотом, больше похожим на шипение. И все же не забывался.

- Тише ты! Лейм, с тобой невозможно работать… Тебя кто-нибудь видел?

- Видел, - равнодушно кивнула девушка.

- Что?! – снова сорвался на крик ее заказчик, но снова придя в себя поспешно заглядывался, зашипев еще тише, - И свидетель еще жив?!

- Жив, - равнодушно сообщила странная девушка, глотнув еще вина, - Маленький мальчик, лет десяти… Он не скажет… Дети вообще такие впечатлительные…

По губам ее расплылась клыкастая усмешка, а глаза не добро и весело блеснули. И это не сулило ничего хорошего бедному ребенку. … Впечатлительные дети, бедные дети… Родители так и не смогли выяснить, что же с ним было, перед тем, как он стал заикой.

- Что ж, хорошо, - снова расплылся в улыбке человек, - а его родственники не будут заявлять об убийстве… Они все трусливая свора… И этот поплатился за то, что хотел выступать в суде… А если вдруг кто-то из них…

- Это меня не интересует, - неожиданно резко оборвала его девушка и резко поставила на место недопитый бокал, - Был заказ, я его выполнила. Теперь я требую плату.

Он замер, вперив в нее упрямый взгляд… и она не отводила фиолетовых глаз, тяжелый, холодный, равнодушный взгляд шипами резавший его изъеденную червями душу. И он отвел взгляд, ворча выудив деньги.

- С тобой конечно сложно иметь дело, Килса, но ты хорошо поработала.

- Я и так это знаю, - холодно бросила она, прихватив кошелек, - и давай без фамильярностей, Дер. Для тебя я Лейм.

И она неторопливо покинула это место. А Дериан еще зло глядел ей в след.

- Демоническое отродье, черт ее дери! Мать ее была стервой, а отец сумасшедшим и не ясно кто из них был демоном…Верно я говорю, парни? – он зло выругался и заметив недопитое вино потянулся к хрустальному бокалу, все еще хранящему тепло ее руки. Потянулся и залпом выпил содержимое, надеясь заглушить нервы…

- Да, парни… с этой девкой вообще дела иметь сложно… Хорошо, что все закончилось…

… А все и верно закончилось. Яд, подмешанный в вино, действовал медленно, но Дериан не мучился. Он просто не проснулся утром. А убийцу не искали, ведь все знали, что это бесполезно…


Фея со сломанным крылом.
Отстрел вурдалаков.






Мир затянули туманные дымки.

Ночь растворилась, оставив лишь снимки.

Пальцем слегка растянуть кровь по краскам.

Это картина лишь новая маска.




Утро выдалось теплым и туманным. Деревья на расстояние нескольких метрах уже были только темными силуэтами, а роса покрыла всю землю. Птицы то и дело осторожно затягивали свои мелодии, но достаточно быстро передумывали и снова замолкали, оставляя меня наедине с тишиной. Только какая-то особо добрая птаха, пародируя кошку которой наступили на хвост, то и дело разрезала утреннею тишину.

Я хмуро посмотрела в сторону “сладкоголосой”, получше закуталась в куртку и подогнула ноги под себя сидя на сеновале. И что меня потянула на этот героизм. Тоже мне романтика… Сидела бы себе спокойно дома и синяки заговаривала. Может и навару с этого не много, зато спрос большой. Так нет, понесла ж меня нелегкая по стопам братца-ведьмака.

Вдруг мне показалось, что где-то справа в тумане мелькнула тень. Не теряя зря времени, я вскинула руки, переплела пальцы, сложив указательные стрелкой и резко повернувшись, пустила наугад несколько зарядов. Раздался надрывный “кар” и пародийная птица замолчала видать, лишившись таки хвоста. Да, нервы… Если здесь и был упырь и бабке не почудилось, то я его уже спугнула. Хотя я и подозреваю, что этот лысый кровопийца тут и не пробегал…

Я вздохнула и растянулась на сеновале, заложив руки за голову. Да… магичка из меня так себе. Ну ничего, я на практике поднаберу себе опыта ото в одном заговоре синяков тоже многому не научишься. Ну, может в Звездной Башне я и проштурмовала всю библиотеку, и конспектов написалась на всю свою оставшуюся жизнь, и заклинания себе выписала, но на практике…

Снова мелькнула тень, на этот раз слева. Я резко села и огляделась. Туман уже несколько рассеялся, и на этот раз я была уверена, что что-то видела. Снова сплела пальцы в ту же фигуру, снова очередь огней. Что-то взвыло и скрылось в лесу. Нет, ну чтоб его, на этот раз я его видела, ну не может же это быть массовое помутнение рассудка?

Я спрыгнула с сеновала и побежала вслед за упырем. Буквально за несколько минут мои штаны уже благополучно прилипли к ногам, а в кожаных сапогах истошно хлюпало. Бежать ему некуда. Он должен затаиться где-то и переждать… меня. Ну, на это он мог не надеяться. Щелкнув пальцами, и шепнув несколько слов, его следы для меня начали мерцать. Нет, до чего же правильный был выбор сплести шаровую молнию с поисковым огнем, по крайне мери эта тварь теперь от меня не уйдет. Сине-зеленые пятна появились в воздухе и отметинами завернули в сторону. Прибавив шагу, я рванула следом. Пятна переставали мерцать на снижение скорости. Вот они становятся все спокойнее и почти растворяются. Я сложила руки вместе и, переплетя пальцы, выставила указательные вперед, а большие вверх, как прицел на арбалете. Быстро, почти машинально я сплела заклинание маскировки, и ветки под ногами перестали хрустеть.

Вот следы уже замерли. Вздох. Приготовиться… Должно быть он уже за поворотом и…

- Чтоб тебя! – вырвалось самое легкое описание моих чувств, когда бесхвостая птица испугано вереща, вылетела мне навстречу.

Ну надо же было так оплошаться! Этот упырь был у меня в руках, а я умудрилась пойти по следам отмеченной мной птицы. Придется снова завтра всю ночь провести на сеновале в поисках этой серой мрази.

Вернувшись к сеновалу, я закинула меч на плече и пошла к деревянному дому на краю деревни.



- Шо, дочка, убег упыре? – сочувственно поинтересовалась бабка, открывая мне дверь.

- Никуда он от меня не денется, - буркнула я оставив меч у двери и подойдя к умывальнику быстро ополоснула лицо промокнув полотенцем, - Сегодня этот упыре от меня убежал, но я его подпалила. Днем теперь не сунется, а ночью я его перехвачу.

Я прошла в предложенную мне старушкой комнату и, переодевшись в сухую одежду, прошла на кухню где меня ждала Фелия с горячим завтраком.

- А напомни, как твое имя, доченька? – в который раз спросила меня добродушная бабка.

- Лоссиэль, - напомнила я уплетая яичницу запивая ее большими глотками услужливо налитого мне кваса.

- А как это с вашего… с эльфячего переводиться? – с интересом разглядывая меня переспросила Фелия.

- Снежная дева, - нехотя пояснила я заправляя белую прядь за длинное смуглое ухо. Мне никогда не нравилось ни мое имя ни его перевод.

- А… - понимающе протянула бабка, как будто на девятый раз намеревалась четко это запомнить. Глотнув чая, она снова уперлось в меня взглядом и, простонав про себя, я уже четко убедилась, что поесть спокойно мне не придется и заранее попрощалась с вкусным омлетом, - А что же ты у нас делаешь? Эльфычие же далеко живут, нос не высовывают, только торговцы. А ты вона еще, какая молодая. И не зыркала я раньше загорелых да беловолосых…

Я невольно скользнула глазами по распущенным волосам, с готовностью помогающих бабке по хозяйству подметая пол. Да и кареглазых она наврятле видела.

- Да я, бабуся, издалека, - с издевкой передразнила я старейшину. Бабка Фелия видать не поняла и на полном серьезе понимающе покивала.

Да собственно и самой интересно чего мне в Венградери не сиделось. Еще б немного и была б штатным магом, эльфов лечила, в походы ходила. Вот только брат мой в ведьмаки ушел, хоть и эльф, и я четко убедившись что ничем не хуже его, в чем собственно никогда не сомневалась, пошла за ним. Точнее по его стопам.

Когда я решила что перспектива эльфийки-знахарки меня не прельщает, а боевым магом мне быть не грозит (хотя я склонялась к тому что второе все таки решать мне) я была молода, мне еще даже ста лет не было, девяносто три. Тогда я покинула Венградер и перебралась в ближайший город. А там редкостной эльфийки южной расы, так сказать заморской, были рады. Люди ходили на нее посмотреть, а как повод, заговорить какую болячку. Что собственно для меня достаточно быстро стала обычным и у меня на это были свои расценки. Потом я стала потихоньку осваивать боевую магию. А уж потом решила покинуть и Серин…

- Прости доченька, напомни-ка, как тебя кличут? – бабулька побила все рекорды, вырвав меня из мелонхольных воспоминаний и репетиций мемуаров в свои-то сто двадцать, своей десятой фразой.

- Лоссиэль, - обречено “напомнила” я залпом допивая квас.

- А как…

- Снежная дева, - перебила я больную старушку.

- Телепатка… - с восхищением выдохнула бабка Фелия, чем меня и добила.

- Бабуль, а у вас в городе знахарей нет? – без особой надежды поинтересовалась я, хотя, пожалуй, если б были, то не я, так кто до меня, ее со склерозом туда сводил бы.

- Да что ты деточка! – активно замахала на меня руками бабка, - Деревенька у нас маленькая, откуда ж такая роскошь. Есть бабка-травница, и то вся в делах.

- А у нее там нет ничего от… - я замолчала, подбирая слова покрутив рукой у головы, на уровне виска многозначительно изогнув бровь. Бабулька совершенно искренне меня не поняла и удивленно уставилась на “дивну эльфячу дивчину” видать решив что я не знаю этого слова на дельском. – ну… чтоб память подлечить.

Старушка понимающе всплеснула руками и мотнула головой:

- Да что ты доченька, откуда ж!

Я быстро сообразило что здесь практически все “откуда ж” и лучше старушку такими смелыми предположениями не шокировать.

Поблагодарив ее за вкусный завтрак и теплую беседу я оставила меч и вещи в доме бабки Фелии и пошла изучать село.

Как я и подозревала “бабка-травница”, как и я, оказалась могичкой –практиканткой. Достаточно молодой, амбициозной и неудачливой… Зелья ее больше напоминали яды, но она и на этом зарабатывала – крыс травила. А магию она развивала тут же в жалкой деревушке.

Я задумчиво изучила деревянную дверь, так же задумчиво постучала и не мание задумчиво уставилась в удивленное лицо травницы.

- Ко мне? – наконец неуверенно спросила девочка. Да ей еще и девяносто лет не было, интересно, ей-то что в Винградери не сиделось.

- Угу, - растеряно кивнула я, ибо сама не имела точного понятия зачем я к ней.

Девушка попятилась пропуская меня в дом и придя к выводу что ориентироваться буду по обстановке прошла и села за ближайший стул.

- Вы за ядом? – смущенно спросила она закрыв за мной дверь и усевшись напротив. Я подняла на нее глаза и недовольно фыркнула.

- А упыриного яда нет случаем?

- Упыриного?! Нет… крысиный есть, не подойдет?

Молодая эльфийка смущенно улыбнулась и наивно протянула мне какую-то бутылочку. Я поборола смех и снисходительно улыбнулась.

- Да нет. Крысами я как-то не страдаю. А вот упыри у вас нахальные пошли. Мне бы зелье здоровье. Невидимости тоже не помешало бы, но сомневаюсь что оно у вас есть, так что несколько баночек здоровья…

Она погрустнела и отобрала у меня крысиный яд. С невыразимой печалью покосилась на полочки, где видать под всеми табличками было одно и то же содержимое и грустно повернулась ко мне косясь на флакончики.

- А яд точно… не подходит? – осторожно уточнила она. Я безжалостно покачала головой.

Девушка обречено вздохнула и пошла к полочке с флакончиками. Я задумчиво следила как ряд сильных лечебных зелий она сразу оставила в стороне. Постучав пальцами по полке ловко извлекла одну бутылочку, недоверчиво изучила ее и поставила на стол. Еще раз оглядела полку, широко улыбнулась схватив еще одну синею бутылочку и пошла ко мне:

- Вот, - поколебавшись она протянула мне первый флакончик – Зелье здоровья… Только я его не проверяла еще, но оно вроде получилось лучше остальных… хоты бы было похоже на задуманное…

Она смущенно посмотрела на меня, подозрительно изучающую бутылочку со всех сторон. Поборов желание поймать крысу и угостить ее сомнительным напитком я вымученно улыбнулась.

- Хорошо. Я это возьму… а что еще?

Девушка просеяла, она так и ерзала на стуле от нетерпения. Видать вторая бутылочка было одно из редких зелий когда у нее получалось задуманное.

- Это зелье маскировки! Отбивает запах, делает шаг легче. А если вы еще и двигаться будете медленно, то оно размазывает контуры и действует практически как невидимое. Проверенно! – не без гордости заверила она меня, - Только оно действует в течение двух часов.

Я улыбнулась, с большей готовностью приняв второе зелье, и схватив обе бутылочки, засунула их за пазуху.

- Хорошо, беру…оба. Сколько с меня?

Девочка постояла, подумала и взяла с меня четыре золотых, при том как она утверждала, три, ото и три с половиной, были за зелье маскировки, так что мое недоверие к первому только усилилось. Когда я уходила девушка подошла ко мне смущенно перетаптываясь видимо не решаясь задать вопрос. Мне самой стало интересно и, вопросительно изогнув бровь, я повернулась к ней.

- А вы бы… не могли…Ну, когда вы убьете этого упыря сказать мне получилось ли зелье здоровья или…э…как.

Я невольно сглотнула в конец, разуверившись в прекрасном напитке, но через силу ей кивнула.



То что вторая ночь выдалась не намного приятнее предыдущей меня ничуть не удивляло. Сеновал был все таким же сырым и зябко кутаясь в куртку я восседала на самой его вершине то и дело обновляя заклинание ночного виденья. Как ни странно, но упырье тоже не жаждал близкого знакомства, хотя кусты то и дело вздрагивали, но после того эксперимента с птахой я уже не бросалась на каждое движение. У меня были сильные подозрения что мы с упырем сидели каждый на своем посту и недовольно поглядывали друг на друга одинаково надеясь что другому надоест и он сам уйдет.

Когда на горизонте начали просвечивать первые лучи солнца, один из нас не выдержал. Особо подозреваемые мной кусты осторожно дернулись и серая лысая тварь с перепонками подмышками недовольно щуря красными глазами и лязгая зубами явилась страждущем, точнее сидящей на сеновале эльфийской ведьме.

Я быстро, особо не раздумывая выплеснула в себя пузырек маскировки и обновив заклинание повесила меч за плечи сложив пальцы в “арбалет”. Когда я сползала с сеновала упырь подозрительно скосил на меня красный глаз, но видимо это зелье и впрямь удалось травнице на славу. Пробежавшись по мне взглядом он медленно пошел к деревне. Я прицелилась как следует и пустила ряд зарядов в бродячую нежить. Как не удивительно, но подпалив ему руку он меня заметил и бросился на меня. Пускать ряд зарядов было уже поздно и отпрыгнув назад я выхватила меч. Упырье прыгнул на меня второй раз, я увернулась скользнув под его лапой и выставив лезвие скользящем ударом в бок. Гад взвыл и резко развернувшись полоснул меня когтями по руке. Общие травмы вдохновили нас обоих и мы с ним закрутились вокруг сеновала. Это очень напоминало как кошка крутится за своим хвостом прелагая все усилия чтоб отцепить от себя какую-то гадость. Вот только меч смущало то, что я не знала кто из нас та гадость, которая прицепилась и только держится.

Я сделала еще один выпот, но лысый кровопийца видать приноровился и как-то полоснув меня по руке когтями выбил меч. Я от такой наглости не удержалась и плюхнулась на пятую точку ошалело уставившись на упыря. Он тоже какое-то время не менее удивленно изучал меня, видать не ожидал что преследующая его два дня (точнее две холодных звездных ночи) эльфийка окажется такой неуклюжей.

Пришли в себя мы одновременно.

Он прыгнул на меня расставив перепончатые лапы в стороны и обнажив кривые клыки. Я же в ту же секунду выхватила что-то первое попавшееся из за пазухи и швырнув это в пасть упыря зажмурилась. Чтоб его, маму его за ногу, если у него такая есть. Ну вот, мы с ним покалечены, только я без меча умудрилась вылить ему в рот единственный флакончик зелья здоровья!

Упырь повалился на землю не долетев меня. Поднял обескураженную морду на меня и похлопал на меня красными глазами.

- Ну что, упыре, хорошо тебе? – хмуро подняла я глаза на удивленную нежить.

Он еще немного посмотрел на меня, потом дико взвыл и схватившись за горло принялся кататься по траве. Я невольно сглотнула представив ив себя на его месте.

Упырь тем временем не унимался. Накатав себе в траве лежанку он начал активно истекать слюной закатывая глаза. Я вернулась в более привычное вертикальное положение и отойдя на шаг от упыре с интересом стала его разглядывать.

Во мне уже даже проснулось что-то человеческое и я уже было думала сжалиться и добить его, как он последний раз дернулся в конвульсии и показав на прощание мне язык и закатив глаза испустил дух.

Меня снова передернула, а ведь не кинь я зелье в пасть этому гаду сама бы непременно им воспользовалась. Закинув меч обратно в ножны я пнула наглой тело упыря и подумав сплела заклинание. Щелкнув пальцами тело гада загар елось красным пламенем. Проследив как прах упыря разнесло по ветру я пошла для начала к травнице, поведать ей о том что не только зелье маскировки у нее выдалось на славу.



- Погиб корчась в муках? – смущенно переспросила красная до кончиков заостренных ушей травница.

Я не поворачиваясь кивнула продолжая разглядывать баночки.

- Значит все-таки не зелья здоровья… - Печально решила она.

Я безжалостно кивнула, набрав себе десяток флакончиков больше всего похожих на то что надо.

- Но ты не отчаивайся, переименуй его в Упыриный Яд. Я еще нигде не видела такого действенного зелья… Сколько с меня?

Она машинально пересчитала восемь флакончиков и промычав что-то смущенно согласное завернула бутылочки чтоб они не побились.

- Шестнадцать золотых… А как вы думаете, что у меня не так?

- Не знаю, может пропорции, может ингредиенты, может еще что, - я отдала ей деньги и сложила покупку в сумку, - Если я буду в Сирине посоветую тебя гильдию магов как профессионалку ядов.

Девушка смущенно шаркнула ножкой и покосилась в сторону нового варева.

- Я вообще-то… клирик… - крайне нерешительно пробормотала девушка. В принципе судя по названием на разнообразных скляночек действенных ядов они все были “задуманы” как лечащие и усовершенствованные зелья.

Девушка печально шмыгнула носом, я не мание печально бросила взгляд на кипящие варево новой порции смерти деревенских мышек. Травница испугано вскрикнула услышав шипение пролившегося зелья и бросив мне что-то благодарственно-прощальное бросилась на кухню искать общий язык с варевом.

Я вздохнула и отправилась к старейшине деревни. Он таки и нанял ведьму практикантку, чтоб избавиться от “мерзкого упыре”. Но по моему он не особо верил в магию (судя по рассказу Фелии он стал таким скептиком после того как лечил простуду у их травнице после чего провалялся в постели с горячкой в течении месяца, ото и двух) и платить мне был не намерен, хотя теперь у него не было выбора. Как-никак, а я тоже не тридцать лет назад родилась и в оставшейся от упыря кучки пепла прихватила его зубы, увы, тоже пораженные кариесом. А может это у него такая реакция на зелье.

Покруженная в крайне занимательное изучение зубов я и не заметила как дошла до дому старейшины. Старый, кривой дедок лишенный за свою долгую и счастливую жизнь не одного десятка своих и вставных зубов копошился в своем огородике.

- Шо, дитятко, никак упыре твоэ убег? – не менее сочувственно, чем Фелия вопросил он кряхтя разгибая спину.

Меня так и подмывало поведать старичку что я на двадцать четыре года старше его, но промолчала, только лениво протянув руку, на которой в платочке красовались дырявые упыриные зубы. Тот на секунду скривился, но быстро поборол свои чувства склонившись над моим трофеям и недовольно фыркнув.

- Какаж то упыре. То оборотне како али вурдалак.

- Ну ежели то оборотне како али вурдалак, - передразнила я дедка который видать н знал что упырь, что вурдалак один овощ но его не переубедишь и я ехидно продолжила, - то у меня на них другие расценки. Так что если утверждаете что это оборотень, то я только за и вы должны мне…

Стречок взвился, сообразил что ему это далеко не на руку и поспешно признал мое превосходство.

- Ну упыре, дык упыре госпожа. Тады как зыркали раньше, вам тридцать золотых за придушье того гадины.

Я недовольно поморщилась приняв достаточно маленькие деньги и кивнув дедку пошла к Фелии за вещами, а потом куда подальше из этой деревушки.



- Шо, убег упыре? – сочувственно поинтересовалась та.

Я на мгновение остановилась, думая, что это у меня проблемы со слухом, но потом поняла, что это просто она так со мной здоровается.

- Да нет, бабушка, прибила я этого бегающего упыре, - фыркнула я проходя к себе в комнату.

Бабка пошла за мной и замерев в дверях стала рассматривать как я собираюсь.

- Доченька, я что-то не помню, говорила ты мне, нет… Как тебя звать-то?

Я тихо простонала про себя и в спешном порядке попихав все в сумку выпрямилась потянувшись и закинув на плече меч.

- Лосси…Леся меня завет. И никак это не переводится.

- Конечно не переводится! – возмутилась бабулька, - У бабки и Дуньки так внучку зовут!

Я мысленно помолилась и пусть мой путь отсюда будет легким и быстрым.

Попрощавшись с Фелией я взяла вещи и вывела из конюшни черную, зеленоглазую кобылу с белым пятном на щеке. Вертихвостка недовольно всхрапнула стукнув копытом и кося зеленый глаз на охающую бабке.

Подумав я решила зря не провоцировать кобылу и вставив ногу в стремя подтянулась и запрыгнула в седло закрепив сумку на луке седла. Кивнув еще раз бабке я стукнула каблуками по боку Вертихвостки и мы обе поспешили убраться отсюда куда подальше не снижая ходу.


23:23

Фея со сломанным крылом.
Я давно не писала стихов,

Ни ложилась рифма на строчку.

А ведь стих нечто больше слов

Просто высказанных поодиночке.



Он идет через сердце вверх

Подступающим к горлу криком,

А затем, на губах осев,

Отпечатается ручкой в книгу.



Почему-то они важней

Многогранной, но пошлой прозы.

Почему-то важней для людей,

Как ромашка милее розы.



Только вот почему, скажи,

Те стихи встают перед глазами

Горьким вкусом ненужной слезы

И запавшими в душу словами?…









P.S.



Я теперь поняла почему

Так давно не писала стихами.

Я счастливей была, потому

И могла выражаться словами.

23:44

* * *

Фея со сломанным крылом.
Слов утешенья нет и не будет.

Все что желали в миг позабудем.

И обещанья все под запретом,

И оправданья, попросту, нету...



Если поверить, можно забыться,

Можно с мечтою попросту слиться.

Тонкая грань мыслей и яви...

Как убежденье, - "Только мечтали."



Глупая шутка с нелепым ответом.

Малость забавно поддаться на это.

Кто не попался в петли ошибок?

Кто оказался ловок и гибок?



Нету ответов, только вопросы.

Хочется лета, хочется прозы…

В бреде туманном мысли расплылись.

Нет оправданья…Просто смирились…


Фея со сломанным крылом.
Пусть все решится не тут не сейчас

Позже, когда рассветет.

Пусть нам останется лишь этот час

Может быть час тот спасет.

Может быть душу, что держат тоска

Сможет с рассветом спасти

И вместо Ада уйдет в небеса

Тихо шепнув: “Не грусти”



Да вот только приближается рассвет

Нету конца страданьям!

И секунда проходит, словно тысяча лет -

Лишь ожиданье…



И пусть на рассвете стоит эшафот

Мерно вбивают гвозди.

Ты спи, рассвет, он чуть позже придет

Ты просто молчи и спи.

Может быть разум, что держит печаль

Сможет покинуть тебя

Чтобы смогла ты сказать, что не жаль

Тихо шепнув: “Нам пора”



Да вот только приближается рассвет

Нету конца страданьям!

И секунда проходит, словно тысяча лет -

Лишь ожиданье…



А на площадь собираются толпы зевак

Лижи, не гляди в окно.

Двери в нашу клетку уже скрипят.

Не поднимайся, нам все равно.

Может быть тело, что держат цепями

Сможет расстаться легко

И задыхаясь в веревочной длани

Хрипло смеемся: “Ну все.”



Да вот только приближается рассвет

Нету конца страданьям!

И секунда проходит, словно тысяча лет-

Лишь ожиданье…


Фея со сломанным крылом.
Что делать, когда остаешься один,

Когда ты стоишь среди пыльных руин,

Когда вороньем, беспощадным и злым,

Ты был наречен у ног смерти своим?



Когда похоронил и друзей и родных,

Когда путь сложился в десятки кривых,

Когда в голове вместо музыки вновь

Звенит сталь о сталь и стучит в висках кровь?



Когда просыпаешься ночью в поту,

Когда засыпаешь в горячем бреду,

Когда день за днем ты не можешь понять,

Как выжил один и не можешь уж спать?



Когда натираешь до блеска мечи,

Не можешь понять, что они не нужны,

Когда ты не можешь опять осознать,

Что ты здесь не нужен, жизнь надо менять?



Когда шелест ветра приносит с собой,

Молитвы убитых твоею рукой,

Когда возвращает из прошлого стон

Всех тех за кого высекал с стали звон?



Когда не простил не врагов не своих,

Когда себя вечно казнишь за других,

Когда понимаешь, что сходишь сума,

И ново блестит в волосах седина?



Что делать, когда ты уходишь в туман,

Туда где когда-то молился богам,

На поле, где вечно кружит воронье…

Что делать, когда понял вдруг, где вранье?…




Фея со сломанным крылом.
Мы тени прошлого

Мы призраки ушедшего лета.

Мы всеми заброшенные

И обречены танцевать до рассвета.



Мы отблеск прошедшего –

Это наша печальная правда.

Мы провожаем навеки ушедшего

К чертогам богов – Валгалла.



Мы ветры забвения,

Но мы не можем забыться.

И кто мы? Лишь два приведения

Так и не сумевшие с вечностью слиться.



И мы – отражение памяти.

Того, что выбросили, как на помойку.

Люди, как вы нас раните –

Вы не помните это, а нам помнить больно…



Мы шепот листвы умирающей,

Нас с дождем носит по свету.

И если вы что-то забыли, то вы нас знаете.

Вы лишь идете туда, где нас уже нету…

Фея со сломанным крылом.
Промолчу я, глядя на звезды…

Нет, не в то голубое небо.

На обрыве крутом просто

Буду тихо шептать: “где ты?”.

А внизу будет биться море,

А вдали будут чайки плакать.

Это чувство сродни горю,

Источает оно слабость.

Но ответа не слышно будет,

Он растает в соленых брызгах.

Это море мне сердце студит

Разъедая его в огрызки.

Это чувство сродни песне,

Только песне печально-больной.

И в ней нету не капли лести,

Но не дуэтом поют – сольно.

Над водою летят чайки,

Эти птицы зовут в море.

Словно зов чтоб шагнула дальше,

Позабыла свое, я, горе.

Это чувство сродни плачу,

Но не легче мне плакать молча.

Это чувство так много значит,

Но от этого мало толку.

Море штормом ревет – гонит,

Зазывает к себе дико.

Может чувство мое утонит,

Только ночь я вспугну криком.

Это чувство сродни смерти!

Безграничное? – Да. Не вечно…

Словно чьей-то рукой мести

Нам любить и терять бесконечно.

Чайки вдаль улетают, к звездам,

Улетают вперед и выше.

И я к звездам хочу. Можно?

К тем, которых не видно с крыши.

И шагну я за чайкой следом,

Только разум шепнет: “Глупо!”…

Как же быстро лететь с ветром,

Протянув к небесам руку.

………

Это чувство сродни смерти,

Это чувство и есть горе.

В нем так мало счастья, поверти.

Нет в любви нечего, кроме…


Фея со сломанным крылом.
Когда-то их было много,

Героев вольной струны.

Бродили они за ветром,

Хранили свои огни…



Но горд пришелся не к месту,

Они в нем сгорели дотла.

Закончив последнюю песню

Их время взяло навсегда.



Был эльф претерпевший не мало,

Со скрипкой он гордо шагал.

Ис был и певцом и магом,

В дуэли он смерть отыскал…



Был следующий бард Линраэном

И эльф был, и фея и кот.

Его мандолина звенела…

Дорога ушла вперед…



По следу, еще с Линраэном,

Был северный скальд, Гальти звать,

Гулял он на пару с ветром

В дуэли погиб… опять…



Керида поющая сказки,

Иллюзий вплетая тень.

Но тьмой обесцвечены краски,

И песни ушли под сень…



Тимморн – незабвенная песня,

Хозяйка придворной струны.

Увидишь ее, рассмейся –

Жар-птица глядит с вышины.



Была с нами светлая Нике,

Но путь видно снова позвал.

Улыбки дарующий лики,

Давно никто тут не видал.



Певицей была так же Тари –

Но жизнь изменила пути.

Ей как-то дороги сыскали –

Толь в маги, толь в воины уйти…



Эарвен – охотник удачи,

С прищуром улыбка в глаза.

Кем жизнь ею не назначит,

Но рифмы текут всегда.



Осталось упомнить немногих –

Есть Тарви – ребенок певца.

В отца ее тянут дороги,

Но песни текут навсегда.



Лишь я замкнула бы строчку,

Будь бардом до мозга костей…

И были мы в одиночку

И время свело с путей.



Погибли герои строчек,

Пропали певцы тропы.

Запомним их имени подчерк,

Улыбки дарили они…



З.Ы.

Это к ролевому чату, так что просто так, никто все равно не поймет.) Тут к тем, кто людей знает.)


23:39

Зимнее

Фея со сломанным крылом.
Ветер воет в вечернем небе,

Заметает метелью краски…

Я б могла бы и все на свете

Обменять на весенние сказки

И ласки…



В черном небе звезда споткнется,

Упадет за край мира. Красиво.

Никогда уже не вернется,

Да не в том ее звездная сила –

С ней тайна мира…



И деревья шепчутся в полночь:

“Мать-береза, когда же лето?”

“А ты лето, орешник, помнешь?”

И не будет опять ответа,

А хочется лета…



И не слышно, как плачут птицы

Замерзая в объятьях вьюги.

В снегопаде смешались лица.

Все забыли о солнечном круге,

А помнят о вьюге…



З.Ы.

Мне хватило этой зимы в полгода...


Фея со сломанным крылом.
Солнце ярко светит над барханами знойно.

Здесь выбелен песок и кипит вода.

Следы караванов тянутся долго,

Здесь свои законы, здесь своя судьба.



Здесь оазис – рай, здесь песок – правитель.

Здесь верблюды тянут жизни людей.

Здесь вода – как золото, от бед избавитель,

Здесь за нее решают, чей ятаган быстрей.



И лица прячут под тканью-маской

И кровь здесь бурлит, как вода в котле!

Здесь люди песка правят этой сказкой,

Но выжить здесь труднее, чем на твердой земле.



И верблюды тянут, и тянутся люди,

Паутину следов занесет песком.

Здесь знойное солнце караванщиков судит.

Здесь пустыня горит, но это их дом.