Фея со сломанным крылом.
"...Они сидели на крыше. Вдвоем. И больше, кроме них, в этом мире никого не было. Что и не удивительно, ведь это был только их мир, а кому здесь быть еще, кроме них? И пусть периметр крыши ограничивал физические размеры их мира, на самом деле он был куда больше. Они сидели на самом краю их персональной вселенной и глядели. Он глядел вниз, на пыльные улицы, освещенные светом слепых фонарей, с которым так отчаянно и бесполезно конкурировали россыпи звезд, и на темные фигуры, в этот поздний час не пугающиеся рассекать ночной сумрак. Она же смотрела вверх, в бескрайние просторы чернильного неба с миллиардами серебристых, призрачных точек, поделенных на весь мир. Тот мир, который был вне их крыши. И никто из них не решался нарушить тишины. Той робкой, благоговейной, сладко-напряженной тишины, с которой творят и рушат миры. Они таврили.

Каждый день они приходили сюда, чтобы помолчать друг с другом и каждый день их мир становился все красивее и совершеннее. Что-то в нем зарождалось и умирало, как всякая жизни, но это была не сама жизнь, а ее тень, отголосок. Все же они не были больше богами, а потому мир, который они творили, не мог жить как-то, с кем-то и для кого-то еще, кроме них. Но им этого было и не надо. Они молчали, творили и глядели. Он всегда вниз, а она всегда вверх. И только здесь они могли встретиться.

Впрочем, иногда, когда на сегодня мир был закончен и им оставалось совсем мало времени, они все же нарушали тишину, чтобы заговорить друг с другом.

- Ну и как они там?

- Живут.

- Ты так считаешь?

- Да.

- Это все оттого, что сейчас ночь. Днем они только существуют.

Затем они снова молчали вместе и думали об их мире, который живет только с ними, по ночам. Куда же девается он днем? Они знали итак. Он разбивался на тысячу мелких осколков и делился ровно между ними. Но им было не жалко свои стираней. В конце концов, о чем бы они тогда молчали заново каждую ночь? Да и чтобы они тогда творили…

Молчали они не долго, потом поднимались и каждый шел своей дорогой. Она спускалась вниз, в подъезд и растворялась в толпе.

Он делал шаг с крыши и поднимался вверх по млечному пути.

Они никогда не жалели, что расстаются, зная, что, расстаются только для того, чтобы вновь встретиться на следующую ночь и заново придумать мир, один на двоих и такой великолепный.

В конце концов, у кошек в этом изменившемся мире осталось не так уж много занятий и куда меньше тайн. Только подниматься или спускаться на мягких лапах к нейтральным крышам, чтобы сотворить свой мир, а потом смахнуть за собой осколки пушистым хвостом и раствориться в рассеивающемся мраке."